Отворив дверь, Эдвардс вошел к крошечную низкую комнату, расположенную под первой галереей для зрителей; нестерпимо было в ней от духоты и жары; к конюшенному воздуху, разогретому газом, присоединялся запах табачного дыма, помады и пива; с одной стороны красовалось зеркальце в деревянной раме, обсыпанной пудрой; подле, на стене, оклеенной обоями, лопнувшими по всем щелям, висело трико, имевшее вид содранной
человеческой кожи; дальше, на деревянном гвозде, торчала остроконечная войлоковая шапка с павлиньим пером на боку; несколько цветных камзолов, шитых блестками, и часть мужской обыденной одежды громоздились в углу на столе.
У стола, на судейском месте, сидел худощавый старик отвратительной наружности: рыжие космы падали беспорядочно на плеча, голова его, вытянутая, иссохшая, имела форму лошадиной, обтянутой
человеческой кожей, с глазами гиены, с ушами и ртом орангутана, расположенными так близко одни от другого, что, когда сильно двигались челюсти, шевелились дружно и огромные уши и ежились рыжие волосы.
Неточные совпадения
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом, русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной
человеческим дыханием и испарениями нечистой
кожи.
В этом царстве огня и железа Вавило и Таврило казались какими-то железными людьми, у которых
кожа и мускулы были допущены только из снисхождения к
человеческой слабости.
От управляющего губернией был послан между тем жандарм за начальником арестантской роты, и через какие-нибудь полчаса в приемной зале уж стоял навытяжке и в полной форме дослужившийся из сдаточных капитан Тимков, который, несмотря на то, что владел замечательно твердым характером и столь мало подвижным лицом, что как будто бы оно обтянуто было лубом, а не
кожей человеческой, несмотря на все это, в настоящие минуты, сам еще не зная, зачем его призвали, был бледен до такой степени, что молодой чиновник, привезенный вице-губернатором из Петербурга и теперь зачисленный в штат губернского правления, подошел к нему и, насмешливо зевая, спросил...
Наконец,
человеческое тело, лучшая красота на земле, полупрозрачно, и мы в человеке видим не чисто одну только поверхность: сквозь
кожу просвечивает тело, и это просвечивание тела придает чрезвычайно много прелести
человеческой красоте.
Что-то чрезвычайно знакомое, но такое, чего никак нельзя было ухватить, чувствовалось в этих узеньких, зорких, ярко-кофейных глазках с разрезом наискось, в тревожном изгибе черных бровей, идущих от переносья кверху, в энергичной сухости
кожи, крепко обтягивающей мощные скулы, а главное, в общем выражении этого лица — злобного, насмешливого, умного, даже высокомерного, но не
человеческого, а скорее звериного, а еще вернее — лица, принадлежащего существу с другой планеты.
Встречу ему хлынул густой, непонятный гул. Вавило всей
кожей своего тела почувствовал, что шум этот враждебен ему, отрицает его. Площадь была вымощена
человеческими лицами, земля точно ожила, колебалась и смотрела на человека тысячами очей.
Ворошилова вдруг ни с того, ни с сего стало подирать по
коже: пред ним был мертвец и безумие; все это давало повод заглядывать в обыкновенно сокрытую глубину
человеческой натуры; ему показалось, что он в каком-то страшном мире, и
человеческое слово стоявшего за ним лакея необыкновенно его обрадовало.
Быть может, и на самом деле родство это существует в пигментах
кожи, издающих особый запах, если не неуловимый, то сознаваемый
человеческим обонянием.
Палачи, вооруженные клещами и бритвами, еще до места казни сдирали и рвали с них
кожу и потом, уже изуродованных, бросали в огонь; зрители, не дождавшись, чтобы они сгорели, вырывали ужасные остатки из костра и влачили по улицам
человеческие лоскутья, кровавые и почерневшие, ругаясь над ними.
Там были
человеческие кости и волосы, сушеные нетопыри и жабы, скидки змеиной
кожи, волчьи зубы, чертовы пальцы, осиновые уголья, кости черной кошки, множество разных невиданных раковин, сушеных трав и кореньев и… всего нельзя припомнить.
Представители
человеческого рода, сравнительно с другими представителями одного вида животного царства, однообразны: они отличаются цветом волос, оттенками
кожи, чертами лица, но для поверхностного наблюдателя это слишком незначительные отличия, а потому на первый взгляд кажется, что все люди одинаковы, по крайней мере по строению их тела, независимо от деталей.
Варом обварило Алексея Кириловича. В глазах у него помутилось, по
коже что-то будто рассыпалось, а в ушах загудело: «Жеребцов, Кобылина, Конюшенная». Кувырков хотел протереть себе глаза, но руки его не поднимались, он хотел вздохнуть к небу, но вместо скорбного вздоха
человеческого у него вырвался какой-то дикий храп, и в то же мгновение ему вдруг стало чудиться, что у него растет откуда-то хвост, длинный, черный конский хвост; что на шее у него развевается грива роскошная, а морду сжимает ременная узда.